Экзаменационная работа по музыкальной литературе в форме инсценировки 

«Два гения: Сергей Сергеевич Прокофьев и  Дмитрий Дмитриевич Шостакович»

Авторы: Вострикова Анастасия, Прядкина Екатерина

Класс преподавателя И. В. Кораблевой

Дмитрий Дмитриевич Шостакович (Вострикова Анастасия):

«Когда мы познакомились, то обнаружилось «полное несходство характеров и вкусов. Столкнулась бесцеремонная прямота одного с болезненной ранимостью другого».

Примечательный эпизод произошёл в 1933 году в доме у композитора Дмитрия Алексеевича Толстого, сына писателя Алексея Толстого. В тот день была устроена встреча, на которой мы оба присутствовали.

Прокофьева (Прядкина Екатерина) попросили сыграть что-то своё — он сыграл, вызвав восторг аудитории, потом мама Мити Толстого попросила сыграть что-нибудь меня.

Я только что написал Первый концерт для фортепьяно — и стал его играть. Когда я закончил, все посмотрели на Прокофьева. Тот сидел нога за ногу, а руку закинул за спинку кресла.

«Ну что вам сказать, это произведение мне показалось незрелым и не очень отвечающим требованиям хорошего вкуса».

«Прокофьев — негодяй и подлец! Он больше для меня не существует».

Позже, я восхищался Прокофьевым и гордился тем, что мне «посчастливилось жить и работать рядом с таким великим музыкантом, как Сергей Сергеевич Прокофьев», многому у него научился как композитор. И надо признать, что всё же я стал для него соперником. С 1942 года, после феноменального успеха моей Седьмой симфонии («Ленинградской»), Прокофьев стал постепенно отодвигаться в сознании советских слушателей на второе место.

1948 год сблизил нас как товарищей по несчастью. Тогда оба мы попали под обстрел идеологической критики и были названы «антинародными» композиторами. Как же это смешно! Мы оба были национальные композиторы, оба были авангардистами, хотя принадлежали к разным стилистическим течениям.

Случилось так, что Сталин и Прокофьев умерли в один день. Я помню, как толпы людей шли по улицам города и оплакивали вождя. О том, что Сергея Прокофьева не стало, я узнал спустя несколько часов. Смерть Прокофьева стала для меня потрясением. Я сразу забыл все обиды.

Перед лицом смерти старшего собрата-гения, когда отступило всё земное и суетное, мне надо воздать ему должное.

Меня до глубины души поразило то, что 7 симфонию Прокофьева оценили по достоинству не сразу. Не верю, чтобы могли быть на свете люди, равнодушные к такой чудесной красоте…

А ведь сочинял эту музыку – нежную и веселую, как аромат цветов, как песенка ребенка, музыку, исполненную неисчерпаемого здоровья и жизненной силы, сочинял эту музыку 60-летний человек – жизнь великого артиста уже догорала в те дни. Седьмая симфония была ее закатом. Какая же могучая воля руководила сознанием художника!»